- Если с тобой что-то не так, возможно, ты редактор
— …Таким образом, мы получаем треугольник с двумя прямыми углами, — вещает физичка.
Фраза врывается в мой мозг. Я отрываю взгляд от тетради, где в этот момент слагаю стихи: на доске нарисован равнобедренный треугольник. Оглядываю класс: все привычно занимаются своими делами, не отвлекаясь на образование.
— Простите, — подаю я голос, вытягивая руку. — А где, где у треугольника два прямых угла?
Несколько одноклассников поднимают головы, чуя подвох. Физичка его не чувствует. Она удивлена моим интересом: я внесена в её чёрный список — детей, не поддающихся вербовке (в ряды адептов сект и религий, не имеющих отношения к книгам).
— Ну как же: вот прямой угол и вот прямой угол, — отмечает она на схеме два нижних угла.
— Ага. Спасибо.
Я открываю тетрадь со стихами на последней странице и записываю новый «шедевр» в ряду ругих бесконечно смешащих меня шедевров.
Надо заметить, я стопроцентный гуманитарий. Геометрия никогда не была областью моих интересов. Из чего я делаю вывод, что «базовый навык» редактора (комплектация, выданная при рождении) — рефлекторная реакция на нелепицы и нестыковки. Ты просто чувствуешь: здесь что-то не так. Ложь, фальшь, не точно выражена мысль, взято неверное слово, длиннота, пропуск. Ничего не стыкуется — дыра в пространстве.
- Профессиональная деформация
Развив в себе эту «суперспособность», её невозможно отключить. В итоге весь мир будет состоять для вас из нелепиц, ошибок, неверных слов. (Не вступайте на этот путь, если вам всё ещё есть куда идти!) Но если уж вступили, и нечто подобное случилось с миром, «есть два путя».
Первый: позволить себе злиться. («Ну как же они не замечают!» — да вот, не замечают. Это надо принять как факт: у других людей иные суперспособности. Нормальному человеку вообще нет дела до каких-то там слов: мысль приблизительно ясна — вот и славненько.)
Второй: выстроить защитную стену из бетона иронии. Большинство выбирает иронию, так как хохотать значительно приятней, чем безнадежно беситься. (Время от времени злость всё же дает свои побеги — скатываешься в ядовитый сарказм.)
Поэтому редактор — это совсем не приятный человек. Нелегко (практически невозможно) быть хорошим редактором, если ты добренькая, воспитанная паинька, которая слова поперёк не скажет, хочет для всех быть хорошей и зависит от чужого мнения. Почти все редактора, с которыми я имела счастье в этой жизни пересечься, были из тех, кто держал в священном страхе всю округу. И даже те, кого не боялись, смотрели на мир добрыми умными глазами заведующих психиатрических клиник. А литературные курсы «Астрель-СПб» так и называются: «Злой редактор».
— Думаю, меня бы ненавидели как редактора, — пишет мне человек, которого я прошу (умоляю!) выступить в этой роли.
— Всех редакторов ненавидят. Это нормально, — утешаю я. — Сильнее, чем их, ненавидят только издателей. Вообще ненависть — лёгкое чувство. Ненавидеть легко, понимать и любить — сложно.
— Да, я своего редактора тоже ненавидел. Второго. А у первой многому научился.
Из положительных моментов: ты всегда в прекрасном окружении. Это искрометные шутки, курьёзы, интересные истории, неожиданные ракурсы, отсутствие фальши и лжи. Кроме того, ты не можешь позволить себе быть дебилом.
- Литературная редактура — это что? И как оно выглядит?
«В норме» (отличный автор + отличный редактор) редактура — это диалог двух умных людей. С вопросами, предложениями, разъяснениями своих позиций, поиском решений. Битва умов и взаимное удовольствие.
Впрочем, также «в норме» (по версии моей сестры, помощника главного редактора и, в отличие от меня, человека, который по-доброму и снисходительно относится к людям — «защитника всех людей»), когда редактор просто замечает места, где у автора есть косяки.
«Ну какое у редактора право вообще влезать в авторский текст? — настаивает Бу. — Он может только заметить. Он даже не обязан предлагать решение: он редактор, а не писатель! А вот сам писатель может исправить.»
Ну хорошо, хорошо (да, вы поняли верно: я завишу от мнения сестры и хочу, чтобы она меня любила — в конце концов, должен же хоть кто-то в этом мире меня любить!). Но, на мой взгляд, это «работает» только в ситуации нормальный редактор + «продвинутый» внимательный русскоязычный автор, живущий в русскоязычной языковой среде.
Одна из моих рукописей вернулась из редактуры с пометками и предложениями. Их было немного, штук тридцать, но первое ощущение: шок. Мне захотелось отменить все правки: каждое её (его?) предложение вызывало волну негодования, протест и страстное желание кого-нибудь стукнуть. Буэ-э-э!
С литературной точки зрения это были явные ухудшения, «версия школьника», который зачем-то взялся за редактуру. Справившись с этим цунами, я написала письмо ведущему редактору, где объяснила, почему не могу принять эти правки. «Могу ли я вернуть первоначальную версию и отредактировать её сама?» «Конечно!», — сказала Катя Дубянская, ведущий редактор «Азбуки».
И вот тут выяснилось интересное: в 50% случаев, где мой «литературный редактор» вносил по тексту «ересь», текст НА САМОМ ДЕЛЕ нуждался в исправлениях. Просто не в таких. То есть я посмотрела на все места, где он споткнулся, и спросила себя: почему? Это был не «отличный редактор»: он не понимал, чтó именно его тут дёргает, и не мог предложить адекватных решений… но всё же это был «нормальный редактор» — человек, который спотыкается.
Что стало с остальными пятьюдесятью процентами? Сорок я просто отменила. В десяти она была совершенно права.
- Выбор литературного редактора для книги
Выбор литературного редактора для книги — это непростое дело [ведущего редактора]. В идеале, конечно, надо, чтобы совпало несколько вещей. Например, начитанность редактора именно такого плана литературой (модерн или классическое повествование, современные переводы или студенческие переводы прошлых лет, фэнтези или поток сознания…). Ибо мы есть сумма прочитанных нами книг. Устойчивые шаблоны и выражения записываются в наш мозг, как и совершенно автоматически мозг отдаёт предпочтение тем или иным грамматическим конструкциям.
Уровень сложности текста (мировоззрения автора) должен соответствовать профессиональному (человеческому) уровню редактора.
Крайне важно совпадающее чувство юмора, как и общее представление о том, с какой детализацией надо рассказывать шутки, чтобы они оставались смешными. (Это примерно как разница между любителями камеди-клаб, «английского юмора» и Жванецкого).
И наконец, надо, чтобы им обоим подходил и был понятен выбранный редактором стиль общения. Потому что литературная редактура — процесс болезненный. Если редактор из «профессиональных монстров», у начинающего автора может сложиться впечатление, что над ним зло и искрометно потешаются. (А профессиональным авторам палец в рот не клади — тоже те ещё злобные поросята иногда.)
- Редакторский стиль общения
«Аня, посмотри, у тебя тут описка», — пишет мне Василий Владимирский. О, это добрейший редактор из всех, кого я встречала. Вася! Какая описка? У меня тут реальный тупой косяк! Редакторов, которые пишут свои замечания так, как будто не предполагают, что автор мог сам ошибиться, бесценные единицы.
Владимир Николаевич (вот дырявая память!) заговорщицки шептал, обсуждая предложенные правки, как бы намекая, что тайна о моём (конечно же, юношеском!) невежестве останется между нами.
Катя Кюберсепп — литературный редактор, который мог воскликнуть: «Ты мой маленький гений!» и тут же разнести в пух и прах мои ляпы такими отточенными фразами, как будто это цитаты из сценариев к золотой коллекции комедий мира. (Мне реально жаль, что книги выходят без редакторских комментариев.)
Впрочем, в книге Евгения Ничипорука «Больно.ру» на 37-й странице остался для Вечности комментарий литературного редактора, Семёна Борзенко: «Евгений???» Удивительно, что при дальнейшей работе никто — ни корректор, ни ведущий редактор Катя Серебрякова, ни сам автор — в окончательном тексте его не заметил.
«Таланта нет, но не без способностей», — резюмировал Александр Мазин, проглядев мою девятую книгу. «Я занимаюсь только с теми, кто готов много работать и беспрекословно меня слушаться». (Ну вот точно не подходящий мне стиль сотрудничества. Александр Владимирович не был моим редактором, но вывел в свет колоссальное количество новых авторов.)
Когда я работаю с чужим текстом сама, я тот самый классический злобный зверюга. Из пояснительного письма к любимому автору, в чей текст меня угораздило влезть:
«Не обращайте внимания на мою дурацкую манеру редактировать. Оно только выглядит раздражением, но на самом деле это из-за концентрации: стараешься изложить кратко, но доходчиво.
Вы не видели, как я редактирую другие тексты, особенно — договора. Подозреваю, на «другом конце» меня именуют не иначе как злобной сукой с комплексом превосходства. Но в момент, когда я работаю над текстом, мне некогда думать о людях. Да и с детства так получилось, что хороший результат я выдаю, когда немножечко разозлюсь на человеческую глупость. Как говорит один мой друг, блестящий преподаватель и лектор: «Я себя завожу». И замечаю, что когда он чертыхается, проклинает всех вокруг, называет идиотами и зло иронизирует, я абсолютно спокойна, мне это нравится. Не в том смысле, что он уничтожает и разносит оппонентов и аудиторию, а… я понимаю, зачем и почему он это делает, мне это близко. Но большинство людей вокруг считает его «крайне неприятным самовлюблённый типом, считающим, что он интеллектуально превосходит остальных» — вы только представьте! Хотя кое в чём я с ними согласна: он действительно интеллектуально превосходит. Но для меня это не минус, а плюс».
Лично мне ближе редактура в виде ехидных комментариев. Это удобно, потому что позволяет мгновенно показать автору (или переводчику), что не так и в чем подвох.
Марсианин — о Юпитерианцах: «Нас осквернили люди с другой звезды». — Почему? Вроде, и Марс, и Юпитер — это в пределах одной звезды?
«Я говорю, ты — слушать». — Не очень понятно. Если юпитерианец считает, что говорить с марсианами надо очень просто, используя инфинитивы (что не подтверждается дальнейшими диалогами), то логично предположить, что он сказал: «Я — говорить, ты — слушать». Иначе непонятно. А, может, здесь закралась просто ошибка.
«Нельзя решить без решительных действий» — немножко смешно. ))) Это осмысленный юмор?
Вообще сложившаяся в некоторых издательствах практика работы с текстом (замена авторского текста на редко удачные редакторские правки) кажется мне порочной. Я за диалог. Даже в формате диктатуры профессионалов — все равно за диалог. Сложившийся автор или переводчик-филолог — не безмозглое дитя, нуждающееся в чьих-то руководствах и наставлениях. (Как правило.) Но он человек, которому необходимы свежий взгляд и профессиональная помощь.
- Профессионализм: кто такой редактор и как им стать?
Несколько слов о том, как меня вообще сюда [в редактуру] занесло.
Во-первых, я выросла среди редакторов — редакторов издательства «Наука», этих блестящих харизматичных женщин, как минимум, с двумя высшими образованиями, интеллектуального уровня «они консультируют Смольный». Во-вторых, я дважды работала в «Азбуке», где редакторский состав — Александр Гузман, Ольга Андреевна Миклухо-Маклай, Нина Александровна Жижина, Алексей Яковлевич Гордин… В общем, конечно, хотелось быть чуточку похожей.
Студенткой какого-то курса я совсем не была уверена, что дотягиваю до уровня «Редактор». Поэтому я просто зашла в издательство (кажется, это была «Весь») и спросила, нет ли у них чего на пробу? Редактура на пробу нашлась, и моя работа пришлась по душе ведущему редактору (хотя сейчас понимаю, что сделала не литературную редактуру, а литературную обработку: заново переписала этот кошмарный набор разрозненных фраз, сложив их в осмысленный текст).
Тогда я осмелела и попросила редактуру в «МиМ-Дельте», куда меня после первого текста Эдуард Яковлевич Сироткин взял штатным редактором: редактировать книги прямо в издательстве — с 9 до 18. По случаю «достижения мечты» я купила себе к первому рабочему дню юбку «в пол», чёрное пальто и очень милую шляпку (именно так, по моим представлениям, должен выглядеть настоящий редактор). Проработала там чуть больше года.
Я давно не занимаюсь редактированием текстов. Почти. По крайней мере — за деньги, как профессией. Только как хобби для тех, кто мне очень близок, и я чувствую в себе желание и возможность помочь. Парадокс: хотя я делаю это лучше, чем многое («ты видишь то, чего не замечают другие», — писал мне автор), я всё-таки не ощущаю свой уровень достаточным, чтобы выступать в роли Литературного Редактора.
А вот оценить профессионализм/непрофессионализм редактуры, тем не менее, могу. Из того, что я вижу (иногда мне доводится читать «редактуру редактуры»), могу предложить два списка.
- Типовые редакторские косяки
- Избавление от повторов
В интернетах бытует мнение, что редактура — это избавление от близстоящих повторов одного и того же слова. Да, иногда у авторов действительно случается такая штука, и тут надо предложить варианты замены (см. словарь синонимов). Но во многих случаях этого делать НЕ НАДО.
Пример: «…пели свою песнь холмам. Холмы Они её тихонько подхватили.» — неправильная редактура.
Здесь повтор слова с литературной точки зрения необходим. Долго объяснять, но ощущение, что тот, кто правил, довольно формально отнёсся к тексту. (Кстати, потом и вовсе устал. С середины текста близко стоящие повторы перестали его раздражать.)
- Неравномерная концентрация внимания
Да, это тоже проблема. Начинается редактура обычно живо. Что-то человека раздражает, какие-то вещи он замечает, порой даже явно излишне… Дальше по тексту правок становится всё меньше (хотя авторских ошибок и описок всё больше, ибо у автора как раз наоборот: он внимателен к деталям в начале и торопится к завершению). К концу текста редактора не беспокоит практически ничего, даже очевидные промахи. Впрочем, иногда по тексту встречаются «всполохи» — какие-то избранные страницы, испещрённые правками.
Диагноз: человек не может долго и равномерно концентрировать внимание. Что-то отсутствует: либо способность, либо правильная организация работы. (В спешке / без перерывов / дома с отвлекающими детьми / в перерывах между готовкой и приходом свекрови и т. д.) Нервным людям и людям, находящимся в стрессе, тоже сложно даётся концентрация.
- Замена сложных слов на слова для туповатой публики
(Я смеюсь! На самом деле — нет, это случайно выходит. Как я уже объяснила: редактор что-то чувствует, но не может подобрать верное слово, потому что он не писатель.)
Пример: «Юпитерианские учёные прекратили анатомировать изучать его физически и психологически». — неправильная редактура.
Конечно, выглядит это ужасно. Недоумеваешь, почему выбор пал на такое сухое, «ниочёмное» слово из словаря младшего школьника? Неужели это «политика издательств»? Нет! Ещё раз: любому писателю, к примеру, понятно, что здесь проблема в неверном сочетании слов (анатомия психики?) и уместнее бы использовать что-то вроде «инспектировать» или «зондировать». Если ещё немного подумать — «препарировать»! — вот какое слово должно там быть. Отсюда на ум приходит итоговая фраза: «Закончили препарировать тело и душу» — вполне аналог дословного перевода «анатомировать физически и психически». Но, в общем, множество вариантов.
Правильная редактура: вместо «ИЗУЧАТЬ» написать несколько слов, вроде, «господин переводчик, я не знаю толком, что тут не так, но, по-моему, здесь неправильно всё!»
- Отсутствие желания проверить значение слова
Авторский текст: «Благодаря котикам острова Кошдских шхер заставлены маяками, а сам пролив утыкан разноцветными вехами.»
Редактура: «Благодаря котикам острова Кошдских шхер заставлены маяками, а сам пролив утыкан разноцветными буйками.»
Проблема: нежелание залезть в словарь терминов и понять, чтó имеет в виду автор. Доверие к своему жизненному опыту как к мерилу: человек может представить себе море как пляж для человека, но не море как пространство для кораблей.
- Перестроение порядка слов
По счастью, русский язык, в отличие, к примеру, от английского, достаточно вариативен в смысле порядка слов в предложении. Поэтому правка на уровне перестроения без достаточных на то оснований — тоже ошибка.
Авторский текст: «Встреча с гиенами — малоприятное занятие. Им не указ никакие печати и неведомо уважение границ. А по количеству обчищенных судов патруль Султаната Гиен даст фору пиратскому фрегату.»
Редактура: «Встреча с гиенами — малоприятное занятие. Никакие печати им не указ и уважение границ им неведомо. А по количеству ограбленных судов патруль Султаната Гиен даст фору пиратскому фрегату.»
Проблема: тут редактор совершенно бессмысленно, на мой взгляд, переставил слова «как удобно ему» (в следующем предложении произвольно исказил смысл и звукопись) и проигнорировал авторскую мелодику текста.
- Нарушение ритмики текста
Часто встречающаяся и почти бесконечная история: отсутствие у редактора чувства ритма (или — желания почувствовать чужой, отличный от собственного, ритм).
Авторский текст: «Отметив, что с возрастом нюх подводит (как бы не выйти на пенсию досрочно), старший инспектор перечитал бумагу.»
Редактура: «Отметив, что с возрастом нюх стал его подводить (как бы не выйти на пенсию досрочно), старший инспектор перечитал бумагу.»
Диагностика проблемы: скорее всего, этот редактор долгое время предпочитал переводную литературу. Скорее всего, у нас разница в возрасте: современная литература идёт в направлении «укорачивания предложений», а не удлинений. Меняется скорость жизни, скорость движения, скорость мысли, вот это вот всё.
Авторский текст: «Ох уж это чувствительное сердце! Его послушать, так придётся дырявить всех: нелюбезных таможенников, грубоватых военных, полоумных старушек, мрачных владельцев таверн, ну и, конечно, непрошенных пассажиров…»
Редактура: «Ох уж это чувствительное сердце! Его послушать, так придётся дырявить всех подряд: нелюбезных таможенников, грубоватых военных, полоумных старушек, мрачных владельцев таверн, ну и, конечно, непрошенных пассажиров…»
Р-рр-ррр!!!… Ладно, редакторов мы уже изрядно подырявили, пора приняться за авторов… «Подряд» так «подряд»!
- Типовые ошибки авторов
Мне кажется, редактору всегда важно держать в уме, что роман, который вы «глотаете» как читатель за четыре часа, а редактируете за неделю-две-месяц, автор писал год или два, а то и двадцать лет. (Работа над повестью, прочитанной за час, вполне могла занять от полугода лет до двух.) Поэтому и ошибки там соответствующие.
До какой-то части существа «Отродья Мрака», после — «Отродья Тьмы». Позже встречаются ещё разочек «Твари Тьмы». Это так и задумано? Но похоже на несогласованность.
В результате бесконечных возвращений к тексту, а также внесения дополнений и правок автор может путать имена своих героев.
Мне реально дико обидно за книгу, где я была выпускающим, в которой даже не второстепенный — «десятистепенный» персонаж, появившийся в тексте лишь дважды, но в отдалённых друг от друга местах, дважды назван по имени, и имена эти — разные. Долго каялась перед автором. (Практично делать выписки: кого как зовут — особенно если персонажей больше двадцати-сорока, и как всё вокруг называется и т. д.)
Ставить «диалог» там, где звучит монолог (то есть один и тот же персонаж говорит, а по тексту лишний абзац с началом прямой речи: создаётся ощущение, что его мысль продолжает кто-то другой). Ау, кто здесь? Нет никого! Ещё любят перепутать пояснения к диалогам: приписать речь персонажа А персонажу Б и, соответственно, наоборот. А ты сиди и думай, что блин вообще за фигню все несут?
Иногда в начале сцены и в конце сцены оказывается разное количество персонажей или другие похожие описки. Например, где-то далеко в начале персонажей шесть, а эпизод заканчивается словами:
«Пятеро чиновников вышли из транса, сконфуженно переговариваясь, покурили, подняли и осушили бутылки с выпивкой.» — В начале было шестеро. Один не вышел? Неужели умер?
«Закончив играть во второй раз» — к этому моменту мелодия сыграна ТРИ раза.
Или в процессе работы автор не уделяет внимания «второстепенным деталям»: воображение рисует ему картины, цепляясь за ключевые слова, без учёта ранее озвученных нюансов.
Из последнего, что мне встречалось: персонаж едет на эскалаторе, мимо него вниз пробегают люди. (Эта сцена нужна автору, чтобы у героя было место и время подумать.) И всё бы хорошо, вот только эскалатор едет вверх. «Какого чёрта они бегут вниз по эскалатору, ведущему вверх???» (Привет Виталику Сертакову! Ты знаешь, как я к тебе отношусь.)
Иногда автор так долго работает с текстом, переделывая так и сяк, что в итоге реально путается с грамматическими конструкциями — это очевидные описки, оставшиеся после авторской саморедактуры:
Автор: «дымок от оамы перестал плавать по комнате, а застыл в воздухе».
Редактор: «дымок от оамы перестал плавать по комнате и застыл в воздухе».
Забывая, что он уже написал, а что планировал написать (крутящаяся мысль или деталь кажется очень важной!), автор случайно допускает в тексте повторы (или делает в разных местах постоянные акценты на одном и том же). То есть редактору хорошо бы текст держать в голове. (Это не заучивание, это как внимательный просмотр фильма: когда вы слышите голоса героев, закадровый голос автора, видите сцену и персонажей, вам интересны события их жизни, это получается легко. Ну или не так уж и сложно.)
Кроме этого в ведении редактора порядок и нумерация частей, разделов, глав, а также отсутствие пропусков.
* «Ой, Анечка, я не знаю, как так случилось!» — пишет автор, когда текст уже сверстали, высылая недостающие страницы. Хорошо хоть успели поймать! Пропуск был в 38 страниц! Поймала студентка с пробой себя в корректуре: «Кажется, тут надо переставить предложения местами». Читаю и — ха! — в одном абзаце одни герои, в следующем — уже другие и при других обстоятельствах. (Как корректор студентка показала слабый результат, но, исходя из наших условий, для будущего редактора потенциал есть: она споткнулась!)
- Специфика текстов: литература русского зарубежья
Свои особенности литературной редактуры есть и у переводной литературы, и у отечественной. Особняком — литература русского зарубежья. Это отдельный культурный феномен, которому, на мой взгляд, уделяют недостаточно внимания.
Фактически это «русский язык», конечно. Но в нём довольно часто используются слова и обороты, которые для современной литературы являются анахронизмом (язык носителей-эмигрантов часто «законсервированный» — по-прежнему, богатый, и, может, поболее, чем у нас, но не развивающийся в соответствии с живым языком внутренних «постоянных пользователей»).
Также в текст попадают сленговые слова, отсутствующие в русском вовсе. Через пятьдесят лет проживания за рубежом даже самый расталантливый автор может забывать значения близких по звучанию слов, смысловые нюансы устойчивых выражений (или оригинально сплетая их с зарубежными аналогами), иногда приходится находить компромиссы для заимствований, использующихся в двух языках в разных значениях.
В результате ты читаешь текст, написанный русским языком, но чувствуешь: тот да не тот. Один раз я «выкрутилась», придумав автору легенду и псевдоним: мы выдали авторский текст за «перевод». Потому что, читая текст как произведение русского автора, невольно спотыкался и обращал внимание на «странное звучание». А вот как «текст иностранного автора в переводе» читалось хорошо. Это интересный для меня психологический момент в восприятии текстов.
Из редактуры русского автора, живущего за рубежом:
«ущипнул за нескромное место» — ущипнул за одно место. Напрашивается еще «ущипнул за задницу», не знаю, стоит ли играть в скромников, рассказывая о таких событиях, но нескромное место точно ввергает в ступор;
«оскорблённая ревность» — оскорблённая женщина (ревность оскорбить не представляется возможным);
«неуклюжих очках» — нелепых очках (неуклюжим может быть человек, а не очки);
«прекратить ток-шоу» — предлагаю «прекратить балаган» (такая новостная передача именно так здесь и называется: «ток-шоу», даже если речь идёт о политике, поэтому призыв прекратить ток-шоу выглядит почти как «давайте прекратим нашу передачу!»; не думаю, что автор имеет ввиду именно это, но есть устойчивое выражение «прекратить балаган», скорее всего, о нём и речь).
Резюме
Бывают музыканты с абсолютным музыкальным слухом, а бывают редактора — с абсолютным литературным слухом. Но, похоже, надо признать: это сверходарённость, которая не является обязательным условием для выбора профессии. (Хотя для меня, как личный жизненный выбор, — несомненно, является: я никогда не буду литературным редактором.) Но как же приятно читать книги, отредактированные «сверходарёнными»!
И хотя мне лично кажется странным, когда человек что-то правит, не умея объяснить, почему он это делает (не сталкиваясь с необходимостью отстоять перед автором свою позицию), вероятно, нам надо принять как данность: писатель — человек, редактор — человек. Среди тех и других кто-то более, а кто-то менее талантлив. Больше или меньше наделён способностью спотыкаться в нужных местах. Мне ужасно неприятны все эти истории с поливанием грязью другой стороны, как бы там кто был сто раз неправ!
В моём идеальном мире редактор — это для автора любящий внимательный друг. Нет смысла тратить время на тех, кого не любишь.
В этом идеальном мире книжной любви автор может написать/позвонить своему литературному редактору в два часа ночи: «Ну как? Совсем фигня? Или не тошнит?» И услышать те самые слова, от которых всё-таки не идёшь и не вешаешься из-за собственного несовершенства.
Материал Ани Амасовой,
с сокращениями, исправлениями ошибок, расстановкой точек над «ё» от С.С.Лихачева
*****
За редактированием — развивающим и стилистическим — обращайтесь в Школу писательского мастерства Лихачева. Мы также пишем литературные рецензии и обучаем писательскому мастерству.
book-editing@yandex.ru
8(846)260-95-64, 89023713657
Лихачев Сергей Сергеевич, член Союза писателей России
Литературный редактор 